Дело было в начале лета. Собрались как-то мы с друзьями и по совместительству одногруппниками на рыбалку, ну заодно и отметить конец сессии. Рыбалка вышла на славу, наливай да пей, только и успевали что закусывать, об удочках и прочей ерунде никто соответственно не вспоминал. Пока мы так «нескучно» рыбачили, наступил вечер, стемнело. Развели костер и продолжили, хотя все уже и так были в кондиции. И тут Илья решил отлучиться на минутку. Ну что же, дело житейское, внимание на это никто не обратил. Но прошло минут 20, а он так и не вернулся. Поприкалывавшись на эту тему еще минут пять, народ забеспокоился. Тогда Петро как староста группы и самый ответственный (трезвый) из всей нашей компании решил сходить, проверить что там стряслось. Ушел. Ну а дальше как в анекдоте — пять минут нет, десять нет, минут через пятнадцать я пошел их искать. Встал на тропу, поймал след и нетвердой походкой побрел в лес. Проломившись через кусты, увидел следующую картину, маслом. Илья со спущенными штанами стоит на четырех конечностях в позе раком, а наш примерный староста присел сзади на корточки и сует Илье палец прямо в очко. Если сказать, что это был шок, это не опишет даже ничтожной части тех чувств и мыслей, что проносились в моей голове, пока я выходил из ступора. Одно точно — протрезвел я мгновенно. А протрезвев, узрел некоторую неправильность. Во-первых, Илья шипел и матерился чуть ли не плача, а староста просто матерился, не останавливаясь. В жизни не думал, что он способен так изъясняться на великом и могучем. Суть его трехэтажных лингвистических изысков сводилась к следующему: Нехер нажираться в сиску. Нехер нажравшись идти срать. И нехер посрав вытирать жопу газетой, ведь каждый урод в нашей группе знает, что в эту газету были завернуты рыболовные крючки.