B 1994 году руководство театра Станиславского и Немировича-Данченко решило провести т.н. "валютный фестиваль", одной из фишек которого была а-капелльная программа для оперного хора. Первое отделение состояло из шедевров русской духовной музыки, второе — из академических обработок русских народных песен. Параллельно с конферансье объявление номеров дублировалось двумя переводчиками-синхронистами на английский и французский языки — полный зал иностранцев, а вы как думали!

Картина маслом:

— Русская народная песня, — торжественно объявляет конферансье, — в обработке Синенкова "Ох вы сени, мои сени"!

— Рашн фолк сонг, — бодренько так дублирует в микрофон первый синхронист, — элаборэйшн бай Синенкуофф... — далее возникает небольшая пауза, очевидно для осмысления перевода, после чего слегка дрогнувшим голосом, — "О холл, май холл..."

Хор на сцене мелко-мелко затрясло — все пытались сдержать истерический смех. Дирижёр выпучил глаза и странно покачнулся.

Французскому синхронисту было сложнее:

— Шансён алля рюс, — многообещающе начал он в микрофон за кулисами, — элаборасьён дю Синенк-офф, — и тут впал в какой-то совершенно непричный ступор, продолжавшийся секунд двадцать. После чего обречённо заявил: "Вестибюль... Мон вестибюль..."

Хор согнулся пополам от приступа могучего русского хохота — бесмысленного и беспощадного: с лошадинным ржанием басов, похрюкиванем теноров, истеричным взвизгиванием сопран и рыдающим "ойбляянемогу-у-у!" альтовой группы хора, сопровождаемой размазыванием косметики по лицу, у троих басов от смеха упали папки с нотами — партитуры разлетелись по всей сцене, чем вызвали новый приступ...

Иностранная публика была в восторге, ибо подумала, что теперь так и надо, а вы бы что подумали. Французский синхронист горько плакал за кулисами, а дирижёру вызывали скорую...