Как мы с рядовым Егоровым стали родоначальниками доброй армейской традиции.
Писать письма в армии - не только законное право солдата, но и его святая обязанность.
Когда срок моей службы перевалил за год и время покатилось с горы, попал ко мне в отделение боец. Не больно я был рад такому пополнению, а куда денешься? Дело в том, что воин по возрасту приближался к тому рубежу, когда угроза выполнения священного долга перед Родиной отходит в область небытия и кошмарных снов.
Было ему годов двадцать шесть.
В армию он не рвался, но и не косил особо. Как-то сами обстоятельства так складывались. Учился - отсрочка, болел - отсрочка, женился, родил ребенка - опять отсрочка. А второго то ли не успели, то ли не захотели. И у военкома не нашлось уважительной причины, что б придержать парня до исполнения непризывного возраста. И пошел он осенним призывом в доблестные ракетные войска стратегического назначения.
Парень был спокойный, службу тащил исправно, с призывом своим держался особняком из-за разницы в возрасте, деды его особо не гоняли по этой же причине. Вообще в армии к женатым относятся с плохо скрываемым сочувствием. Как к серьезно больным. А ситуация, когда ребенок скоро в школу пойдет, а папа учится портянки мотать - заплачет от жалости самый отмороженный дембель.
Высшее образование, другой жизненный опыт и тщательно скрываемая грусть в глазах мешали ему полноценно влиться в солдатскую жизнь. Но и проблем особых с ним не было.
До того момента, пока меня не вызвал замполит дивизиона капитан Неровный.
Выслушав мою краткую и вполне лояльную характеристику на рядового Егорова «Дык чего, трщь капитан. Нормально Егоров служит. Специалист классный. Замечаний нету к нему» замполит сказал:
- Из военкомата по месту жительства рядового Егорова пришел запрос. Не пишет рядовой Егоров домой. Жена с мамой волнуются. Поставили военкома на уши. «Куда мол, лихоимец, подевал любимого сына и мужа?» Разобраться. Доложить!
Получив пиздюль за работу с личным составом, я пошел выполнять приказ: приобрести в солдатском магазине пачку конвертов, несколько тетрадей, и не реже раза в неделю контролировать отправку рядовым Егоровым письма домой.

- Ну вот скажи мне, сержант. Ну чего тут писать, а? Красоты уральской природы описывать? Или пиздеть, как ефрейтор Кравчук, что я служу в супер-пупер войсках, езжу в увольнение на «Волге» и скоро стану старшиной?»
Вины своей рядовой Егоров не отрицал. Но писать письма упорно не хотел. «Ну не знаю я, чего писать! Глупость это»
Пора было употребить власть. Три лычки и год разницы в призыве перевесят любую разницу в возрасте. Поэтому я сказал. Тактично так. Как и положено мудрому младшему командиру.
- Паша! - сказал я. - Не @би мозги! Раз в неделю подходишь ко мне без напоминаний с надписанным конвертом и докладываешь: «Товарищ сержант! Рядовой Егоров к отправке письма на Родину готов! Разрешите отправить?» и бегишь на почту. За каждое «ой, я забыл» наряд вне очереди вместо БД. Чего ты там будешь писать - дело твое. Хоть ничего не пиши. Но что б письмо раз в неделю - было. Понял?
Паша исполнительно покивал головой.
- Не поооонял?!!!
- Так точно, трищ сржнт!
- Вот так вот! Нюх потеряли, товарищ боец? Пиздуйте писать письмо номер раз. Время пошло!
С этого момента добросовестный Паша четко выполнял приказ. Раз в неделю подходил, показывал запечатанный и надписанный конверт и отдавал его почтальону. Я успокоился. И зря. Следующим, кого заинтересовала переписка Егорова с родными, был начальник ОСО майор Лысенко.
Не секрет, что исходящая почта в режимных частях хоть выборочно, но проверяется. Может, и не выборочно. Не знаю. Так же не является военной тайной, что особист в армии призван следить за режимом секретности и ловить шпионов и предателей. Но как-то странно особисты их ловят. Деда Петя из ближайшей деревни знает секретов за режимную часть гораздо больше самого особиста. И за пузырь с удовольствием расскажет их любому, кто согласится слушать. Однако деда Петя особиста не интересует. А интересуют его письма рядового Егорова. Вызывают жуткие подозрения. Чем?
А тем, что строго раз в неделю рядовой Егоров отправляет домой чистый лист бумаги в клеточку. Оба-на!
Тщательная проверка установила, что никаких тайных символов или скрытого текста чистые листы не содержат. И конверты - тоже. «Так в чем же фишка?» - интересуется майор Лысенко. «Где засада? И какой смысл, кроме злого умысла, в этих письмах без содержания?»
Я, как мог, объяснил происхождение странных писем. Особисту это объяснение не больно понравилось, потому что в нем напрочь отсутствовали шпионы, предатели и злостные нарушители режима секретности. Однако, подумав, он обвинил рядового Егорова в пособничестве вражеской пропаганде. В том смысле, что письмо солдата не должно быть пустым, как бланк анонимки. Куда каждый желающий может вписать все, что угодно. Любые гнусные домыслы, порочащие нашу славную армию. «А потом про этот случай раструбят по БиБиСи» - процитировал он, продемонстрировав широту взглядов. Завершил он беседу п@здюлем в сопровождении любимой фразы. «Этттто неприемлемо!»
Пиздюль на этот раз получил не только я. Командир группы капитан Езепчук на вечерней поверке после традиционного вступления «Товарищи солдаты! Вы опустились ниже канализации!» долго и с глубоким чувством рассказывал, что он думает по поводу меня, рядового Егорова, его мамы, жены, бабушки, особиста Лысенко, и того военкома, которому пришло в башку призвать рядового Егорова на его капитанскую голову. Закончил он фразой:
- Письмо солдата - это лицо армии! А у нас что получается? Открывает мама письмо Егорова, а там - жопа!
Капитан Езепчук еще не подозревал, насколько он прав.
Рядовой Егоров получил очередную взъ@бку. Теперь перед отправкой письма я проверял конверт на просвет на наличие там рукописного текста.
Все вроде успокоилось.
Пока командир части не получил на свое имя письмо от мамы рядового Егорова.
В письме мама слезно просила объяснить, что происходит с ее сыном, что творится в нашей доблестной армии, и сколько это будет продолжаться? Почему два месяца вместо писем от любимого сына она получала пустые листы, а потом вообще стал приходить какой-то бред? И в качестве примера прилагала одно из полученных писем.
Именно по этому письму, разложенному на столе, командир части, в просторечии Барин, красный как рак, молотил со всей дури кулаком и орал: «Это что? Что это, я вас спрашиваю?»
На тетрадном листе в клетку в уголке мелко-мелко было написано: «** мая 1985г. Здравствуй мама. У меня все хорошо»
А дальше крупным каллиграфическим почерком шло:
«Тема: Работа В. И. Ленина «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» Диктатура пролетариата есть самая свирепая, самая острая, самая беспощадная война нового класса…»
Было от чего обалдеть маме. Что делал этот гад? Он вырывал листы из своей тетради конспектов по политзанятиям и посылал домой. Лишь бы не писать.
Получили по полной программе все. Мне был обещан дембель в новогоднюю ночь в звании ефрейтора.
Ситуация становилась угрожающей. Надо было принимать кардинальные меры.
Теперь каждое воскресенье, когда вся казарма таращилась на самую популярную солдатскую передачу того времени под названием «Аэробика», из ленинской комнаты можно было услышать примерно следующее.
- Так! Ну что, солдат Егоров, готов? Поехали! «Здравствуйте, дорогие мои мама, жена Лена и сыночек Рома»
- Слышь, сержант! Может не надо вот этого… «дорогие» Они тогда точно не поверят, что я сам писал.
- Ладно. Значит так. «Здравствуйте мама, Лена и Рома!» Написал? «Пишет вам…»
- «…командир отделения сержант Иванов. Гы-гы!»
- Ща получишь! Умник! «Пишет вам ваш сын, муж и оте…» Ладно, ладно. «Пишет вам Павел. У меня все хорошо» Написал? «Вчера я получил новое обмундирование…»
- Ну это-то зачем? – ныл Егоров.
- Давай-давай! Значит, пишешь на полстраницы про обмундирование. Как получал, как клеймил, как погоны пришивал. Потом про погоду наври чего нибудь. Чего я тебя учить должен, а? У кого из нас высшее образование?
- У меня.
- Вот и давай. А я пока пойду аэробику посмотрю. А то мне скоро вместо баб будет сниться твоя мама с капитаном Езепчуком. Через полчаса приду, проверю. И что б не меньше трех страниц! Понял?
Теперь раз в неделю рядовой Егоров под мою диктовку писал письмо домой.
Инициатива сия не осталась незамеченной. Приказом командира части, во избежание в дальнейшем подобных недоразумений, все молодые солдаты полка, один час в неделю, под чутким руководством ответственного сержанта из числа старослужащих, должны были писать письма на родину.
* * *
Увольнялся я вне партии. Капитан Езепчук сдержал слово. Ни построений на плацу, ни шмона, ни напутственной речи начальника строевой части по кличке Пиночет.
За час до автобуса я последний раз прошел по пустой казарме. Из ленинской комнаты хорошо поставленным командирским голосом доносилось.
- Значит так! Товарищи молодые солдаты! В простонародье - щеглы! Ручки, бумага, конверты - у всех есть? Молодцы! Итак! Все мы знаем, как наших писем ждут дома. Как волнуются и переживают за нас наши близкие. Поэтому! Взяли ручку в правую руку и пишем. «Здравствуй дорогая мама!» Ты, воин, почему не пишешь? Ах, ты детдомовский! Нету родственников? Ну а до армии чем занимался? Вооот! Работал. Где? На заводе. Кто у тебя там главный был? Мастер. Как звали? Виктор Степанович. Вот ты и пиши: «Уважаемый Виктор Степанович!» А за адрес - не переживай. Адрес мы выясним.
Я зашел.
- Смиррррнаааа!!! Товарищ гвардии старший сержант! Группа молодых бойцов проводит занятия по написанию писем родным и близким! Ответственный - младший сержант Егоров!
- Вольно!
Мы попрощались. Уходя, я слышал из-за двери.
- Вот так, воины! На примере только что попрощавшегося с нами старшего сержанта мы видим: дембель - не иллюзия! Он неизбежен! И любой чижик может легко подсчитать, сколько ему осталось написать писем домой. Мне, конечно, поменьше…. Итак, продолжаем. На чем мы остановились?
«Здравствуйте, дорогие мама и папа! Пишет вам ваш сын - гвардии рядовой…»