Поступив в Артиллерийскую Академию, будущий полковник Крокодил, а ныне пока еще майор, мой отец наконец-то почувствовал себя цивилизованным человеком! А что? Красота же, сиди себе, да учись, никаких тебе дурацких нарядов, караулов и прочей лабуды. Единственное, что могло омрачить, нет, скорее даже разнообразить жизнь слушателя Академии, так это редкие наряды в городской патруль. А так, все время посвящено было только учебе, практике, и боевой работе, что отец, безусловно, считал справедливым.
Изредка случались разнообразные проверки, и весь личный состав строили на плацу. Приезжий генерал ходил потом вдоль строя, и, внимательно выпучив глаза, подолгу смотрел в лица офицеров. Трудно сказать, что именно он силился в них увидеть, поскольку печатью интеллекта его собственное лицо омрачено не было…
Но такие проверки практически никогда не были неожиданными, о них узнавали заранее и заранее готовили слушателей к этой неприятной процедуре – заглядыванию в пустые, навыкате, генеральские глаза.
В этот раз, построение оказалось для моего отца неожиданностью, придя утром на занятия, он оказался почему-то не в классе, а на плацу, не очень понимая, что он здесь делает, и зачем его сюда вытащили.
- Равняйсь! Смииирно! – прогремел полковник, начальник факультета. Залетный голубь шарахнулся голоса и об окно. – Первая шеренга четыре, вторая три, третья два, четвертая один шаг вперед. Шаааагооом МАРШ!
Выдав такую мудреную формулу, полковник еще некоторое время пытался отдышаться:
- Таааак, что-то мне это все не нравится, - пробормотал отец и покосился на соседа справа, - Слышь, Сань, а по какому поводу нас тут строят-то? Что случилось?
- Потом скажу, лучше делай как я, - прошипел Саня, а потом с ним стали творится странные метаморфозы. Ростом 190 сантиметров и косая сажень в плечах, майор Саня вдруг как-то скособочился (скосоёбило его, как верно заметил мой отец), согнал глазки в кучку к переносице, расправил ремень и пустил дебиловатую слюну…
Поразившись такому искусству превращения из бравого офицера в подзаборное чмо, отец тем более заподозрил неладное, но повторять путь из бабочки обратно в гусеницу, как продемонстрировал Саня, не решился. Не для того в армию пошел, не для того спортом занимался. Вместо этого отец выпрямился, расправил плечи, молодцевато поправил усы и сотворил «преданный» взгляд, который так любят командиры всех рангов.

Вместе с начальником факультета вдоль строя ходил комендант Академии, придирчиво осматривал слушателей и тихонько командовал понравившимся ему:
- Шаг вперед, шаг вперед, - задержавшись у майора Сани, комендант скорчил рожу типа «Наберут, бля, дебилов» и отправился дальше, к стоящему на вытяжку моему бате.
- Вот, смотрите, как выглядеть надо, - похвалил комендант, - Шаг вперед!

Путем такого нехитрого кастинга было выбрано десять офицеров, остальных командиры благосклонно отпустили на занятия, а потом ошарашили «счастливчиков» новостью:
- В Академии со следующего месяца возобновляются наряды для слушателей. Вы, как наиболее достойные, посменно будете нести службу Дежурными по Академии, остальные станут ходить в наряды по столовой. Не так часто как вы, конечно, но ведь вы же лучшие!
Тут уж отец позавидовал Сане, и погоревал, что так виртуозно исполнить дебила ему не суждено. Станиславский потерял великого актера в лице майора Сани.

Со следующего дня, в течение месяца, каждый день после занятий, для десятка обреченных проводились занятия по строевой подготовке, знаниям уставов, а так же строевые смотры. В общем, тот еще ад, тут уже не до занятий, гоняют майоров с капитанами, как молодых бойцов в учебке.
По результатам обучения еще и зачет сдавали! Во как! В наставниках у будущих защитников служебного пистолета и книги «Приема и сдачи наряда» был лично сам комендант, то есть все было очень серьезно.
Итак, наступил ОН! Час «Ч». Моего отца поставили дежурным по Академии!
Старательно неся службу, он не спал всю ночь, пытаясь ко всему прочему догнать своих однокашников в учебе, поскольку уже успел значительно отстать. Раннее утро и коменданта вместе с ним, он встретил сверкающими, красными с недосыпа глазами. Но полковник не заметил этого. Как настоящий деятельный военный (читай долбоёб с рождения) полковник решил провести с Первым Дежурным последнюю тренировку перед… ВНИМАНИЕ! Встречей Самого!
Звучит, да? По крайней мере, когда полковник говорил об этом, его лицо принимало торжественное выражение. Еще бы, это же САМ генерал-полковник! Начальник Академии! Значит, встретить его надо не просто хорошо, не просто отлично, а идеально!
С шести утра и до половины девятого, позабыв в азарте про то, что дежурный не спал и даже не завтракал, комендант гонял его по плацу, стремясь добиться своего, одному ему известного идеала.
- Бля, да не так! Что ты как бочонок переваливаешься? Ногу тяни! Выше! Выше, кому сказал! Жопу не отклячивай! И запомни, машина Самого (секунда благоговения) останавливается вот здесь, видишь? – отец видел, на том месте где останавливалась машина был нарисован белый круг, обозначающий место встречающего его дежурного. Судя по тщательности, рисовал круг комендант лично. – До круга от дверей ровно четыре шага строевым. Не ползком, не переваливаясь, как пингвин, а строевым, нах! На исходную! Блин, показываю. Бестолочь, смотри. Значит, подъезжает машина, ты выскакиваешь, четыре строевых и открываешь дверцу, вот так.
Полковник невероятно изящно, как вышколенный лакей, полусогнулся, открыв воображаемую дверцу, потом выпрямился:
- Вылезает нога в штанах с лампасами, ты уже должен стоять смирно. Только он выберется из машины весь, сразу кричишь «Смиииирноооо!», - рявкнул комендант. На свою голову снова залетевший в Академию голубь, опять шарахнулся об стекло. – Генерал-полковник тебе так ручкой помашет, типа «Воль, вольно», но ты только руку от башни уберешь. Потом, на пол шага за спиной Самого, идешь и докладываешь о том, что случилось за ночь. Понял, бестолочь?? А потом открываешь ему входную дверь, вот так.
Полковник благородной рысью рванул к здоровенным, трехметровым дубовым дверям и в полупоклоне открыл их.
- Все понял, мудак? Смотри мне, не дай бог облажаешься, я тут, неподалеку буду…
Комендант скрылся, и скоро из-за угла показался его любопытный глаз.
Батя, голодный, не выспавшийся и злой, с гудящими от строевой ногами, остался встречать въезжающую через ворота черную волгу. Вот он, момент истины!
Волга остановилась на положенном ей месте и отец строевым, стараясь выше тянуть ногу (Кремлевский полк от зависти ест свои сапоги) чеканит шаг и встает точно в предназначенный ему круг. Мысленно стараясь не выглядеть, как комендант, открывает дверцу машины. Комендант, сука, не соврал! Первой из машины показывается нога, затянутая в форменную брючину с красными лампасами.
- Смммииииирнооооо! – рявкнул отец.
- Бля, рано! – тихонько донеслось из-за угла.
Из машины, пыхтя и ворочаясь, вытащил свою стопятидесятикилограммовую тушку генерал-полковник. При росте в 160 он казался просто колобком. «И это я-то как пингвин?», подумал отец.
- Вольно-вольно, - добродушно и сонно ухнул начальник академии, и, переваливаясь с ноги на ногу, медленно и важно, направился к дверям.
Отец, аккуратно семеня позади, сделал доклад, потом обогнал Самого и первым подскочил к дверям. Потом потянул их на себя… Первым в помещение вошло пузо, а потом его владелец.
И вот черт его знает! Толи оттого что не спал ночь, толи оттого что не завтракал, а может от волнения и тренировок, но батя не смог удержать трехметровую тяжеленную дверь, на могучей пружине еще петровских времен. В тот момент, когда поле видимости неторопливо покидала жопа генерала, руки бати не выдержали и дверь, со скоростью близкой к световой, понеслась к точке рандеву с жопой, Самого!
Отец зажмурился.
Сначала раздался тяжелый, мощный удар-хлопок, и полтора центнера тушки генерала влетели в здание как пробка от шампанского в потолок.
Следом за звуком вылетел из-за угла перепуганный комендант, не перестающий материться. Выглядел он как Папа Римский, на глазах у которого сожгли Библию. Комендант ворвался внутрь, по привычке принял позу полупоклон и побежал к растерянно потирающему жопу генералу
- Новичок-с, вы уж извините! Больше не повторится!
- Я вам, бля, повторю, - возмущенно басил генерал. Парочка удалялась внутрь холла…

Отец остался стоять на плацу в гордом одиночестве.
Больше его в наряды не ставили. Вообще!